Научное понимание истины. Что такое научная истина? Что же такое истина

Цель изучения темы: Осмысление многоаспектности феномена знания и его надежности.

Основные вопросы темы: Многоаспектность научного знания. Истина как ценностно-целевая установка научного познания. Когерентная и корреспондентная трактовки истины. Диалектика абсолютного и относительного моментов истины. Вероятностная модель истины. Критерии истины. Обоснование научного знания.

Понимание знания как отражения реальности возникло в античной философии (элейская школа, Демокрит), обосновывалось в русле картезианства. Такая трактовка знаний была следствием упрощенного понимания субъект-объектных познавательных отношений.

Принимая во внимание современные представления о том, что познавательное отношение субъекта к объекту опосредовано социально-культурными факторами (язык, научные коммуникации, достигнутый уровень научных и философских знаний, исторически изменчивые нормы рациональности и т.д.), знание, в том числе и научное, сложно свести к отражению реальности. Научное знание – целостный комплекс описаний и объяснений исследуемого объекта, включающий в себя весьма разнородные элементы: факты и их обобщения, объективные констатации, интерпретации фактов, неявные допущения, математическую строгость и метафорическую образность, конвенциально принятые положения, гипотезы.

Однако сутью научного познания выступает стремление к объективной истине, постижению сущностных характеристик объекта, его законов. Если бы ученый захотел познать объекты в их реальном многообразном существовании, он «утонул» бы в море изменчивых фактов. Поэтому ученый намерено абстрагируется от полноты реальности с целью выявить устойчивые, необходимые, существенные связи и отношения объектов. Таким путем он выстраивает теорию объекта как рациональную модель, репрезентирующую и схематизирующую реальность. Приложение теории к познанию новых объектов (фактов) выступает как их интерпретация в понятиях данной теории.

Таким образом, знание по отношению к объекту выступает как рационализированная модель, репрезентантная схема, интерпретация. Сущностной характеристикой знаний является их истинность (адекватность, соответствие объекту).

Со второй половины XIX века понятие истины подвергается скептическому пересмотру и критике. Основания этой критики – самые разные. Представители антропологического направления в философии (например, Ф. Ницше) критиковали науку за объективистские устремления к констатациям, не принимающим в расчет реалии человеческого существования. Другие (в том числе и некоторые представители философии науки) наоборот, отрицали значимость понятия истины именно на том основании, что знание включает в себя антропно-культурные параметры. Например, Т. Кун о своей книге «Структура научных революций» писал, что ему удалось сконструировать динамическую модель научного знания, не обращаясь к понятию истины. Несмотря на критику, понятие истины сохраняет свою значимость в современной науке как ценностно-целевая установка.

Понятие истины многозначно. Для науки наиболее значимы корреспондентная и когерентная трактовки истины. Когерентная истинность характеризует знание как взаимосвязанную систему непротиворечивых высказываний (знание соотносится со знанием). Корреспондентная истинность характеризует знание как соответствующее реальности, как информацию («корреспонденцию») об объекте. Установление когерентной истинности осуществляется средствами логики. Для установления корреспондентной истины требуется выход за пределы теории, ее сопоставление с объектом.

Истинность знания (закона, теории) не тождественна его полной адекватности объекту. В истине диалектически сочетаются моменты абсолютности (неопровержимости) и относительности (неполноты, неточности). Понятию точности картезианская традиция придавала статус идеала научного знания. Когда ученые пришли к выводу о недостижимости этого идеала, возникло представление о принципиальной погрешимости знания (принцип фаллибилизма Ч. Пирса, К. Поппера).

Понятие точности применительно к научному знанию имеет количественный аспект (для математизированных наук) и лингвистический аспект (для всех наук). Действительно, картезианский идеал количественной точности математизированного знания (но – не самой математики) невозможно реализовать вследствие ряда причин: несовершенство измерительных систем, невозможность учесть все возмущающие воздействия на объект. Лингвистическая точность также относительна. Она заключается в адекватности языка науки задачам исследования объекта.

Классическая наука имела дело только с объектами, взаимодействие которых подчиняется строгим причинным законам. Современная наука изучает также сложные системы, поведение которых подчинено вероятностным распределениям (статистическим законам), а поведение отдельных элементов системы предсказуемо лишь с некоторой степенью вероятности. Кроме того, объектами современной науки становятся сложные многофакторные открытые системы, для которых значимо непредсказуемое сочетание факторов (например: политология, демография и т.д.). Развитие таких объектов нелинейно, любое событие может отклонить объект от «расчетной траектории». Исследователю в этом случае приходится мыслить импликативно (по многократно повторяющейся схеме «если… то…»), просчитывая возможные «сценарии» развития объекта. Для характеристики знаний о статистических закономерностях и нелинейных процессах понятие истины приобретает новое измерение и характеризуется как вероятностная истинность.

Общегносеологическая проблема критериев истинности применительно к научному знанию выступает как задача его обоснования. Обоснование научного знания – многогранная деятельность, включающая в себя следующие основные моменты: а) установление корреспондентной истинности теоретических положений (сопоставление с фактами, эмпирическая проверка выводов и предсказаний, сделанных на основе теории); б) установление внутренней логической непротиворечивости знаний (гипотез); в) установление соответствия положений проверяемой гипотезы уже имеющемуся доказанному знанию смежных научных дисциплин; г) демонстрация, доказательство надежности методов, с помощью которых было получено новое знание; д) конвенциальные элементы знания, гипотезы ad hoc (для объяснения конкретных единичных случаев, не «укладывающихся» в рамки теории) считаются оправданными , если они служат приращению знания, позволяют сформулировать новую проблему, устраняют неполноту знания. Оправдание осуществляется на основе ценностных аргументов – полнота, эвристичность знаний.

Контрольные вопросы и задания

1. Почему понимание знания как отражения реальности является ограниченным?

2. В чем заключаются сходство и различие когерентной и корреспондентной трактовок истины?

3. Почему недостижима абсолютная точность научного знания?

4. Что такое обоснование научного знания?

Систематизация и связи

Диалектика

Научное понимание истины

· Изначально у человека не бывает причин сомневаться в том, что родственник, вышедший из квартиры на улицу, чтобы вынести мусор на помойку или купить хлеб в булочной, реально существует, а не исчез в никуда. Также и наука по большей части опирается на это смелое допущение - если субъект не воспринимает окружающий его мир вещей во всей его целостности и полноте, это ещё не значит, что этот мир существует только в пределах фокуса внимания субъекта или вообще иллюзорен. Атомы не могут быть восприняты глазом, но их существование в конце концов было доказано экспериментальным путём.

· Истина как суть знания, общего для всех, также может существовать и становится научной, когда наука дистанцируется от её произвольного истолкования и стремится познать её объективные, законные основания. Недаром наука постоянно фиксирует такие законы природы и физические константы, при которых только и может существовать человек как часть этой самой природы. Таким образом, истина мыслится наукой как соответствие знания о бытии вещей научным фактам, которые не могут быть оспорены никем и имеют место в бытии независимо от того, осознаёт ли тот или иной конкретный индивид их существование или нет. Соответственно знание, подтверждённое фактами, автоматически переходит в разряд научной истины или, по крайней мере, становится по отношению к ней путеводной звездой. Такой подход сообщает науке вполне стойкую уверенность, что все её потерянные родственники рано или поздно будут найдены. Той же самой уверенности придерживается и философия диалектического материализма, поднявшаяся на дрожжах естествознания и до сих пор культивируемая в высших учебных заведениях. По своей природе диамат и есть методология всего естествознания в целом и отдельных наук в частности.

· Из концепции понимания истины как соответствия знания научным фактам закономерно вытекает стремление науки создать наиболее общую теорию всего, найти такой принцип и закон бытия, который бы направлял и определял всё бытие, а также само знание о нём. По крайней мере, такую мечту до сих пор лелеет физика, для которой создание общей физической теории - логически обоснованный замысел и достаточно мощный стимул к действию. Эта программа объединяет учёных, подчиняя их произвольные фантазии единым стандартам через понятный для всех язык формул и научных понятий. Философы часто завидуют подобному единодушию в частнонаучной среде и сокрушаются насчёт его отсутствия в среде философской. А ещё их огорчает то, что всё больше критиков философии (а точнее - её практической малоэффективности), начинают сомневаться в том, что философия вообще является наукой в полном смысле этого слова. Видимо, для подобных претензий накопилось достаточно причин.

· По сути, сами факты уже есть для науки некие локальные, очевидные истины, познание которых равносильно простому установлению этих фактов. Путь достижения истины в научном представлении становится, таким образом, процессом постоянного заглядывания за горизонт известных науке локальных истин к ещё менее очевидным и более общим, но требующим в то же время и лучшего их осознания, связанного, прежде всего, с необходимостью адекватного выражения знания о них в понятной для всех форме. К сожалению, чем дальше наука отдаляется от простой наблюдаемости научных фактов, тем трудней ей даётся их установление, ещё больше усилий она прилагает к прогнозированию фактов, а их осмысление часто становится задачей вообще неосуществимой, когда знание о факте уже не может быть ассоциировано или связано ни с какими человеческими понятиями, разве что неким поэтическим образом, на грани ускользания смысла, подобного бреду сумасшедшего.

· На письме такое знание будет выглядеть как нечто неподдающееся раскодированию, во всяком случае - для человека малознакомого с профессиональным стилем решения той или иной научной проблемы. Получается, по мере расширения количества известных науке фактов качество их осмысления научным сообществом становится всё более узким и специальным, а частнонаучное знание человека о бытии - всё менее доступным для понимания широких слоёв получающего высшее образование населения. Недаром так долго пробивала себе дорогу гелиоцентрическая система мира в противовес геоцентрической. Тем более угнетающее действие на психику множества людей, привыкших мыслить очевидными истинами оказала идея о множественности миров. Но может случится и так, что даже такая модель Вселенной рискует оказаться недостаточно приближенной к реальности и будет отражать только какой-то очередной этап осмысления человеком этого научного факта, этап его собственного интеллектуального развития, причём не очень продвинутый.

· Образовательная преемственность в отыскании и познании научной истины - это хорошо, ещё лучше, когда одно научное поколение сменяет другое с определённой периодичностью и без особых болезненных потрясений, подобных судам инквизиции или гонениям на генетику, но научный прогресс не может быть всегда одной и той же улиткой, ползущей по зелёному листу и ничего не видящей кроме этого листа, ему свойственно убыстряться и в нынешнее время его скорость достигает предела, за которым может последовать катастрофа для всех, кто продолжает верить в то, что наиболее общая научная истина - вещь реальная и вполне достижимая. Конечно, любой учёный скажет, что научный прогресс бесконечен, что новое видение неизбежно приходит на смену старому. Но когда в процессе познания бытия приоритет отдаётся эксперименту и накопление научных фактов происходит быстрее, чем их осмысление, наука просто растворяется в потоке её деления на узкоспециальные аспекты научного рассмотрения, где даже теоретическое понятийное конструирование по своему статусу уже напоминает некую специальную научную дисциплину, которая медленно, но уверенно утрачивает свою научную актуальность.

· Призрак научной истины всегда привлекал множество новых энтузиастов в научные ряды. Но суть её такова, что учёному может быть открыта только небольшая её часть, а всё остальное будет скрыто за горизонтом, в котором дырочки не просверлишь, но можно идти и идти вперёд, пока не сотрутся ноги до колен, а до истины в последней инстанции в конце концов окажется ещё дальше, чем казалось в начале пути. Впрочем, современной науке вполне достаточно и тех локальных истин, которые она уже наработала и на основе которых строится научное теоретическое творчество, поддерживается видимость движения научной мысли по направлению к истине ещё более общей, но также и наименее достижимой. Научному сообществу, привыкшему к бонусам устоявшейся разветвлённой системы академической науки, нет нужды сомневаться в вероятности существования научной истины, так как именно под её поиск государством выделяются фонды финансирования и создаются бюрократические структуры управления всё новыми и новыми научными подразделениями. Но уже к самой истине это имеет мало отношения.

Философия научной истины исторически выступает как осмысление степени достоверности и теоретического, и эмпирического знания. «Что есть истина?», - спрашивал Понтий Пилат у Иисуса Христа. Этот вопрос был и поныне остается одним из главных вопросов и философии, и науки. Чтобы ответить на него, необходимо прежде всего понять, какой же смысл вкладывают в слово «истина» ученые и философы, когда говорят о ее феномене. Существует мнение, что истиной является особо точное или абсолютно достоверное отображение действительности в человеческом сознании, которое по форме субъективно, а по содержанию - объективно. Это, по сути, следует из самого определения истины как знания, содержание которого не зависит от состояния познающего субъекта. Вне всяких сомнений, истина - это конечный результат познавательной деятельности человека. Классической стала мысль Аристотеля, который утверждал, что полученные знания должны соответствовать действительности. В.И. Ленин сформулировал новое определение истины как процесса и показал, как соотносятся между собой абсолютная и относительная истины, как из одной относительной истины возникает другая, более полная, достоверная. Относительная истина - это неполное (или ограниченное) знание об объекте познания, поскольку последний неисчерпаем в своем изменении, развитии. Однако в любой относительной истине есть моменты, сюжеты, которые совершенно адекватно отражают состояние различных сторон объекта. К ним относятся даты, места событий, а также теоретические доказательства, которые неопровержимы, например гелиоцентризм. Абсолютная истина выражает совершенно полное и точное знание об объекте познавательной деятельности, то есть стопроцентное соответствие знания предмету, вещи, явлению, процессу и т.д. Абсолютно истинными являются многие принципы и законы природы.

Осознать суть диалектического единства относительной и абсолютной истин значит понять включенность в объективную истину двух противоположностей: относительности и абсолютности знания. А это свидетельствует о бесконечности научного познания.

Человеческий разум, исторически поднимаясь по ступеням научного познания тайн мироздания, на каждом последующем этапе движения истины относительной к истине абсолютной вновь и вновь задается вопросами: насколько познаваем мир и есть ли пределы у научного познания? В стремлении найти ответы на эти вечные вопросы философы издавна разделились на три группы: оптимистов, пессимистов и агностиков. Представитель первой группы Г. Гегель был глубоко уверен в том, что «у скрытой и замкнутой вначале сущности Вселенной нет силы, которая могла бы противостоять дерзанию познания; она должна раскрыться перед ним, показать ему свои богатства и свои глубины и дать ему наслаждаться ими» . Скептики, не отрицая в принципе познаваемости мира, выражают сомнение в достоверности (истинности) знания. Великий Аристотель предупреждал: «Кто ясно хочет познать, тот должен прежде основательно сомневаться». Представители агностицизма (греч. ag-nostos - недоступное для познания) видят главную проблему в невозможности постижения истины из-за абсолютной изменчивости, текучести явлений, процессов в бытии и сознании. Можно философски заключить, что агностицизм - это гипертрофированная форма скептицизма .

В связи с этим важно понять, что философия истины призвана не только выявлять познавательные процедуры науки и ее логические операции, не только раскрывать социальные механизмы ее функционирования и использования, но и оценивать ее общекультурную значимость, определять общий смысл научной деятельности с точки зрения исторически определенной общественной и культурной перспективы. Философия научной истины развивается по крайней мере в двух направлениях. С одной стороны, с древности идет процесс совершенствования классической концепции истины как объективной по сути, наиболее полно соответствующей изучаемой реальности. Берущая начало еще в учениях Платона и Аристотеля, сегодня она во многом связана с диалектическим мышлением. Другое же направление представляет собой критический пересмотр и даже замену классической концепции истины другими, альтернативными. При всех различиях в них есть одно общее положение, а именно: истина никогда не нуждается ни в какой внешней силе, стоящей за пределами познания, которая могла бы ее как-то направлять. Она всегда самонаправлена своим объективным содержанием.

Разумеется, истина порождается деятельностью субъекта, но в своем содержании она является отражением объективности, очищенным сознанием от субъективных представлений (в той мере, конечно, в какой это в каждой познавательной ситуации вообще возможно), ибо цель познания - получение такой информации об объективном мире, которая обеспечивала бы успешную практическую деятельность, а для этого субъект должен устранить себя из содержания данной информации - устранить именно как субъекта, со всеми его атрибутными свойствами, в частности с его отношением к тому, что он познает. Например, установлена патогенность микроба. Но это не субъективное мнение врача о нем, а его объективное свойство. Таким образом, истина как таковая - и в онтологическом, и в гносеологическом плане - аксиологически нейтральна. Так, и теория относительности Эйнштейна, и законы гравитации не имеют никакого отношения к субъективности ученого. По содержанию они объективны. Следовательно, обнаружение истины предполагает отвлечение сознания ученого от всего случайного и внешнего по отношению к исследуемым вещам, предметам, явлениям. Путь к истине - это постоянное ограничение самим ученым субъективности мнения.

В этой связи известный английский философ Карл Поппер высказал, на первый взгляд, парадоксальную мысль, что все теории и принципы, считающиеся истинными, рано или поздно все равно будут опровергнуты. Таким образом философ вновь обратил внимание исследователей на то, что все знания в принципе относительны. Кстати, сам К. Поппер избегал пользоваться понятием «истина» . Однако проблема понимания истины с точки зрения адекватности знаний фактам действительности рассматривается им всесторонне: как соответствие объекта и любого его обозначения (например, соответствие звука граммофонной записи), как проблема «метаязыка науки», понимания высказывания в двух смыслах - через анализ высказываний о вещах и исследование их самих. По мнению Поппера, статус истины можно сравнить с горной вершиной, которая всегда в тумане. Однако последнее обстоятельство нисколько не влияет на существование самой вершины . К. Поппер показывает, что истинное знание никак не зависит от возможностей познания ученого, однако добыть его очень непросто - это «путь проб и ошибок», «предположений и опровержений».

Итак, в объективной истине мир раскрывается таким, каков он есть на самом деле, независимо от самого познающего человека и его сознания, хотя элементы субъективности в истине всегда присутствуют. Но субъективность ни в коей мере не следует связывать с заблуждением. Заблуждения появляются не столько из-за неправильного выбора путей решения научной проблемы, сколько из-за недостатка информации.

Считается, что критерием истины служит только практика. При этом последняя, как и познание, является неотъемлемой частью общечеловеческой культуры. Критерий практики выдвигает не только диалектический материализм, - центральное место он занимает также в философии позитивизма и прагматизма. Это, в конечном счете, есть осознанные попытки разрешения разумным индивидом так называемых мировых тайн бытия. Человечество не перестает задавать себе вечные вопросы о том, что же представляет собой первоначало Мироздания и где находится источник жизни, а также мирового и человеческого разума. Поможет ли философско-методологический анализ разобраться в таких сложнейших проблемах познания, как наличие или отсутствие каких-либо границ в постижении тайн развития мира, общества, человека? Чтобы ответить на все эти вопросы познавательную деятельность необходимо завершить научно-философским оформлением теории познания. Именно она является прочным связующим звеном между объективной действительностью, познавательной и практической деятельностью «совокупного общественного» человека. При этом нельзя забывать о безмерности всего непознанного и об относительности человеческого знания. «Я знаю, что ничего не знаю, - говорил Сократ, - но есть люди, которые и этого не знают».

Как историческое развитие науки, так и ее современное состояние убедительно свидетельствуют о том, что в науке никогда не существовало некоего единого и универсального понимания научной истины, ее природы и критериев. Главной объективной причиной неоднозначности решения проблемы истины в философии науки является качественное разнообразие различных видов научного знания. Например, один случай, если высказывание является аналитическим (например, выводимой теоремой в математике или логическим следствием естественнонаучной или социально-гуманитарной теории), и совсем другой, если оно является синтетическим (например, эмпирическим фактом или содержательной аксиомой какой-то теории). Одно дело, когда мы имеем дело с фактами, и совсем другое - когда мы решаем проблему истинности научных законов, а тем более научных теорий. Столь же качественно различными являются ситуации, когда мы имеем дело с определением истинности частных теорий, и когда эта же проблема имеет место в отношении истинности фундаментальных, особенно парадигмальных, теорий в той или иной области науки. Столь же существенные различия в подходе к критериям истинности научного знания имеют место и в разных областях научного знания: логике и математике, естествознании, социально-гуманитарных или технических науках. Основными концепциями научной истины в современной философии и методологии науки являются следующие.

Корреспондентская: научная истина есть точное и полное соответствие («тождество») содержания знания об объекте самому объекту (его «копия») (Аристотель, Дж. Локк, французские материалисты XVIII в., теория отражения диалектического материализма и др.). Эта концепция истины часто также называется в честь ее создателя аристотелевским пониманием истины.

Когерентная: научная истина есть логическое соответствие некоторого высказывания другим высказываниям, принятым за истинные. Предельный случай соответствия - выведение одного высказывания из других, принятых за истинные (логическое доказательство) (Г. Лейбниц, Б. Рассел, Л. Витгенштейн и другие).

Конвенционалистская: научная истина есть конвенция, условное соглашение об адекватности (истинности) некоторого высказывания (прежде всего аксиом теории и определений) своему предмету (А. Пуанкаре, П. Дюгем, Р. Карнап и другие).

Прагматистская: научная истина есть высказывание, теория, концепция, принятие которых приносит практическую пользу, успех, эффективное решение имеющихся проблем (Ч. Пирс, Дж. Дьюи, Р. Рорти и другие).

Инструменталистская: научная истина есть знание, представляющее собой описание некоторой совокупности действий (операций), ведущих к достижению определенной (конкретной) цели или решению конкретной задачи (П. Бриджмен, Ф. Франк и другие).

Консенсуалистская: научная истина есть результат длительных когнитивных коммуникаций («переговоров»), результатом которых является достижение когнитивного консенсуса между членами дисциплинарного научного сообщества о признании определенных высказываний и теорий в качестве истинных (М. Малкей, Г. Лаудан, С. Уолгар и другие).

Интуиционистская: научная истина есть такое знание, содержание которого интуитивно очевидно опытному исследователю и не нуждается в каком- либо дополнительном эмпирическом обосновании или логическом доказательстве (Р. Декарт, Г. Галилей, И. Кант, А. Гейтинг, А. Бергсон и другие).

Эмпиристская: научная истина есть либо констатация данных наблюдения, либо такое общее знание, следствия которого подтверждаются данными наблюдения и эксперимента (Ф. Бэкон, И. Ньютон, Э. Мах, Г. Рей- хенбах и другие).

Психологическая: научная истина есть такое знание, в адекватность которого ученые (ученый) верят (М. Планк, М. Фуко, Т. Кун и другие).

Постструктуралистская: научная истина есть такое знание, которое в данном контексте условно принимается субъектом за адекватное, определенное и безусловное знание (Ж. Деррида, Ж. Лакан, Р. Барт и другие).

Необходимо подчеркнуть, что каждая из указанных выше концепций научной истины имеет определенные основания и рациональное зерно, репрезентируя различные подходы, которые имеют место в реальной науке при решении учеными вопроса об истинности научных концепций и ее критериях. Вместе с тем у всех перечисленных концепций истины есть один общий достаточно серьезный философский изъян. Он заключается в претензии каждой из них на универсальное решение проблемы научной истины. Однако при попытках последовательного проведения своих претензий на универсализм каждая из них сталкивается с принципиальными и практически неразрешимыми проблемами. Остановимся на них подробно.

Вопрос о возможности достижения наукой истины был с особой силой, как известно, поставлен в Новое время, при становлении современного естествознания. Здесь были сформулированы два альтернативных подхода в решении этой проблемы: рационалистский и эмпиристский. Один был представлен и разработан в философии Р. Декарта, другой - в эпистемологии Ф. Бэкона. Согласно рационалистической концепции Декарта зародыши научной истины уже находятся в человеческом уме и имеют «врожденный характер». Выявляется же истина в своем полном объеме не сразу, а постепенно, «естественным светом» разума путем использования им определенного набора познавательных средств (сомнения, критики, интеллектуальной интуиции и дедукции). Бэкон отрицал врожденный характер научного знания и развивал альтернативную концепцию поиска научной истины, источником и основой которой считал систематические наблюдения, эксперимент, гипотезу и индукцию как способ отбраковки ложных гипотез и утверждения истинных. Он же поставил важный философский вопрос о факторах, мешающих достижению наукой объективной истины. Концепция таких факторов получила у него название теории идолов или помех («призраков») познания истины: призраки рода, толпы, театра, рынка и др. Попытка примирить рационализм Декарта и эмпиризм Бэкона в вопросах научной истины и сгладить существующее меду ними противоречие была предпринята И. Кантом. Основой такого примирения Кант считал признание существования априорных предпосылок познания, как чувственного, так и рационального. Хотя научное познание, как утверждал Кант, начинается с опыта, однако это отнюдь не означает, что оно «происходит», логически следует из опыта. Условием получения научных знаний о познаваемых объектах является структурирование полученной о них в опыте чувственной информации с помощью априорных форм созерцания (в частности, пространства и времени), а впоследствии и с помощью категорий рассудка (основные онтологические категории, а также формы и законы мышления). Все эти априорные структуры сознания и знания образуют когнитивную структуру, создающую саму возможность продуцирования и конституирования истинных суждений и истинных доказательств. Однако априоризму Канта также не суждено было стать общезначимой теорией научной истины.

Для фиксации объективных условий и предпосылок научного познания более целесообразно, на наш взгляд, использовать такое понятие, как когнитивная (познавательная) система отсчета. Она может рассматриваться как обобщение или, по крайней мере, как аналог такого понятия науки, как физическая система отсчета. Как известно, только по отношению к конкретной системе отсчета имеют реальный смысл все пространственно-временные и иные характеристики физических систем. Когнитивная система отсчета как более общее гносеологическое понятие включает в свое содержание следующие моменты: 1) фиксацию познавательной установки исследователя, с позиций которой рассматривается определенная научная проблема, 2) фиксацию внешних условий познания (в частности, экспериментальных и инструментальных оснований исследования объекта) и внутренних условий познания (наличных эмпирических и теоретических знаний, используемых исследователем). Очевидно, что когнитивная система отсчета, подобно физической системе отсчета, может быть отнесена к объективным условиям познания.

Не существует противоречия между верой в ее истинной природе и разумом в его истинной природе. А это значит, что не существует сущностного противоречия между верой и познавательной функцией разума. Познание во всех его формах всегда считалось такой функцией человеческого разума, которая наиболее легко вступает в противоречие с верой. Как правило, это случалось тогда, когда веру определяли как низшую форму знания и принимали потому, что ее истину гарантировал божественный авторитет. Мы отвергли это искаженное значение веры и, таким образом, устранили один из наиболее распространенных поводов для противоречия между верой и знанием. Однако несмотря на это мы должны показать конкретное соотношение веры с некоторыми формами познающего разума: научной, исторической и философской. Истина веры отличается от того, что истина значит в каждом из этих способов знания. Однако все они стараются достичь именно истины – истины в значении «реально реального», адекватно воспринятого когнитивной функцией человеческого ума. Заблуждение происходит, если когнитивное усилие человека упускает реально реальное и принимает за реальное то, что лишь кажется реальным, либо если это усилие достигает реально реальное, но выражает его в искаженном виде. Подчас трудно определить, упущено ли реальное или оно выражено неадекватным образом, потому что обе эти формы заблуждения находятся во взаимозависимости. Всякий раз, когда предпринимается попытка познания возникает либо истина, либо заблуждение, либо одна из многочисленных переходных стадий между истиной и заблуждением. В вере действует когнитивная функция человека. Следовательно, мы должны спросить себя, каково значение истины в вере, каковы ее критерии и как она соотносится с другими формами истины, имеющими собственные критерии.

Наука пытается описать и объяснить структуры и отношения во Вселенной в той мере, в какой их можно проверить с помощью эксперимента и выразить в расчетах. Истиной научного положения является адекватность описания структурных законов, которые определяют реальность, а также подтверждения этого описания при помощи постоянных экспериментов. Любая научная истина предварительна, и подлежит изменениям как в своей способности охватывать реальность, так и в своей способности выражать эту реальность адекватно. Такой элемент неуверенности не умаляет истинностную ценность проверенного и подтвержденного научного утверждения. Он лишь препятствует научному догматизму и абсолютизму.

Поэтому теологи, указывая на предварительный характер всякого научного положения и обеспечивая, таким образом, место отступления для истины веры, используют не лучший метод защиты истины веры от истины науки. Если бы завтра научный прогресс уменьшил долю неуверенности, то вере пришлось бы продолжить свое отступление – что само по себе позорно и бесполезно: ведь научная истина и истина веры относятся к разным измерениям смысла. Наука не обладает ни правом, ни способностью вмешиваться в веру, а вера не обладает способностью вмешиваться в науку. Одно измерение смысла не способно вмешиваться в другое измерение.

Если учитывать это, то прежние противоречия между верой и наукой предстают в совершенно ином свете. На самом деле противоречие существовало не между верой и наукой, а между той верой и той наукой, каждая из которых не осознавала свое собственное подлинное измерение. Когда представители веры препятствовали возникновению астрономии Нового времени, они не понимали, что христианские символы, хотя и пользующиеся Аристотелево – Птолемеевой астрономической системой, не находятся с этой системой в неразрывной связи. Только если воспринимать символы «Бог на небесах», «человек на земле», «демоны под землей» как описания мест, населенных божественными и демоническими существами, современная астрономия может войти в противоречие с христианской верой. С другой стороны, если представители современной физики редуцируют всю реальность до механического движения мельчайших частиц материи, отрицая реально реальное качество жизни и души, то они и объективно, и субъективно выражают некую веру. Субъективно наука есть предельный интерес, и они готовы пожертвовать всем, в том числе и собственными жизнями, ради этого предельного. Объективно они творят чудовищный символ этого интереса – универсум, в котором все, в том числе и их научная страсть, поглощено бессмысленным механизмом. Христианская вера права в своем противостоянии такому символу веры.

Наука способна противоречить только науке, а вера – только вере; наука, которая остается наукой, не способна противоречить вере, которая остается верой. Это можно с полным правом отнести и к таким сферам научного исследования, как биология и психология. Знаменитая борьба между теорией эволюции и теологией некоторых христианских групп была борьбой не между наукой и верой, а между той наукой, вера которой лишила человека его человеческой природы, и той верой, выражение которой было искажено библейским буквализмом. Очевидно, что та теология, которая толкует библейскую историю Творения как научное описание некогда произошедшего события, вторгается в сферу методологически организованной научной работы, а теория эволюции, которая объясняет происхождение человека из древнейших форм жизни, устраняя бесконечное, качественное различие между человеком и животным, есть вера, а вовсе не наука.

То же самое можно сказать и о сегодняшних и завтрашних противоречиях между верой и современной психологией. Современная психология боится понятия души, потому что ей кажется, что это понятие учреждает реальность, которую невозможно постичь научными методами и которая может препятствовать их результативности. Этот страх небезоснователен; психологии не следует принимать какие-либо понятия, которые не были бы результатом ее собственной научной работы. Ее функция состоит в том, чтобы наиболее адекватно описывать процессы, происходящие в человеке, и в том, чтобы всегда быть готовой к замене этих описаний. Это относится к таким современным понятиям, как Эго, Суперэго, самость, личность, бессознательное, интеллект, и к таким традиционным понятиям, как душа, дух, воля и т.д. Методологическая психология подлежит научному подтверждению, как и всякое другое научное предприятие. Все ее понятия и определения, даже наиболее обоснованные, предварительны.

Когда вера говорит о предельном измерении, в котором живет человек и в котором он может либо обрести, либо утратить свою душу, или о предельном значении его существования, то она вообще не соприкасается с научным отрицанием понятия души. Психология, лишенная понятия души, не может опровергнуть такое утверждение, а психология, обладающая понятием души, не может подтвердить его. Истина вечного смысла человека находится в другом измерении, нежели истина адекватных психологических понятий. Современный психоанализ и глубинная психология во многом противоречат до-теологическим и теологическим выражениям веры. Однако не трудно заметить, что положения глубинной психологии делятся на более или менее проверенные наблюдения и гипотезы и на утверждения о природе и судьбе человека, которые суть в чистом виде выражения веры. Элементы натурализма, перенесенные Фрейдом в XX век из XIX, его пуританство в отношении любви, его пессимизм по поводу культуры, характерная для него редукция религии до идеологической проекции суть выражения веры, а не результаты научного анализа. Невозможно отказать ученому, занимающемуся человеком и проблемами его существования, в праве вводить элементы веры. Однако если он начинает борьбу с другими формами веры во имя научной психологии, как это делал Фрейд и некоторые его последователи, то он путает разные измерения. Не всегда легко отделить элемент веры от элемента научной гипотезы в каком-либо психологическом утверждении, однако это возможно и, как правило, необходимо.

Различие между истиной веры и истиной науки предупреждает теологов о невозможности использовать новейшие научные открытия для подтверждения истины веры. Микрофизика опровергла некоторые научные гипотезы, касающиеся измеряемости Вселенной. Квантовая теория и закон неопределенности привели к тому же результату. Религиозные писатели немедленно воспользовались этими открытиями для подтверждения своих собственных представлений о человеческой свободе, божественном творении, чудесах. Однако такая процедура неоправданна ни с точки зрения физики, ни с точки зрения религии. Физические теории не имеют прямого отношения к бесконечно сложному феномену человеческой свободы, а распространение энергии в квантах не имеет прямого отношения к смыслу чудес. Теология, используя таким образом физические теории, путает измерение науки с измерением веры. Истину веры невозможно подтвердить с помощью последних физических, биологических или психологических открытий, как невозможно и опровергнуть ее с их помощью.